Запчасти для японских автомобилей

Подобно тому как наши разгибающие мышцы действуют наиболее правильно тогда, когда сокращение сгибающих мышц в то же время направляет их и им помогает, точно так же в самом выгодном положении оказывается тот, чье поле сознания всегда бывает сложно и кто вместе с доводами в пользу действия видит и доводы, говорящие против него. Такой человек не будет парализован, но будет действовать, принимая в соображение все условия. Его ум представляет собой высший вид ума, какой мы должны стремиться сформировать у своих учеников. С другой стороны, чисто импульсивные действия, т.е. такие, которые доходят до крайностей, невзирая на последствия, — это самые легкие действия в мире, и притом действия самого низшего рода. Всякий человек, если будет совершенно легкомысленным, может обнаружить энергию. Для какого-нибудь восточного деспота не требуется больших способностей: пока он жив, он во всем успевает, так как все делается по его желанию; когда же люди не в состоянии долее сносить ужасов его владычества, его убивают. Не доходить сейчас же до крайностей, быть способным энергично действовать при массе препятствий — вот что трудно, и это мы редко видим в действительности. Когда Кавура в 1859 году убеждали объявить военное положение, он отказался, заметив: «Управлять таким способом может всякий. Я хочу быть верным конституции». Такие парламентские вожди, как Линкольн или Гладстон, являются представителями самого сильного типа людей, потому что они добились известных результатов при самых запутанных условиях. Мы считаем, что Наполеон I обладал чудовищной силой воли, и это действительно было так. Но с психологической точки зрения трудно решить, у кого силы воли было больше — у него или у Гладстона, потому что Наполеон не обращал внимания на обычные препятствия, Гладстон же, при всей своей страстности, до мелочей считался с ними в своей государственной деятельности. Возможно вам понадобятся запчасти для японских автомобилей.

Одним из знакомых примеров парализующей силы сомнений служит задерживающее влияние, которое добросовестность оказывает на разговор. Нигде, кажется, разговоры не носили такого блестящего характера, как во Франции в XVIII веке. Но если мы станем читать старые французские мемуары, то увидим, сколько тормозов, обусловленных добросовестностью и сдерживающих в настоящее время наши языки, тогда отсутствовало. Где лживость, вероломство, бесстыдство и злоба получают свободное выражение, там и разговоры, разумеется, могут быть блестящими. Но их блеск начинает тускнеть, когда в умах получает господство страх перед нарушением нравственного и общественного долга.